Перстень Царя Соломона - Страница 69

К оглавлению

69

Не было там этой Серой дыры. Даже хода туда не было.

Совсем.


Глава 12
ТАЙНЫЙ СОВЕТНИК ГЛАВНОГО СОВЕТНИКА, ИЛИ...


Отлегло у меня от сердца лишь в тот момент, когда я увидел руку, открывающую дверь. Не целиком, только па­льцы, но мне хватило и их, чтобы понять — никакой там не киллер. Даже в наше время не помню случаев привле­чения детей к этой доходной профессии, а уж в патриарха­льные времена Средневековья тем паче.

Когда я хлопнул по пальцам и вынырнул из своего укрытия, продолжая удерживать их на двери, все стало окончательно ясно. Мальчишке, отчаянно пытавшемуся убежать, было от силы лет десять. Ну с учетом того, что они здесь все маломерки, двенадцать, но никак не бо­льше.

Любопытен оказался сынок у Ивана Михайловича. В батьку пошел, не иначе. Разобрался я с ним быстро, и уже через несколько минут он, больше не пытаясь от меня убежать, хотя я к тому времени его и не держал, вместо этого слушал мой первый рассказ. Не избалованный теле­визорами и разными научно-популярными передачами вроде того же «Клуба путешественников», не говоря уже о шикарных сериалах Би-би-си, он сидел передо мной, за­таив дыхание, и жадно впитывал в себя каждое слово.

«Наступило утро, и Шахерезада прервала дозволенные речи...»

В детстве я обожал сказки «Тысячи и одной ночи», знал их чуть ли не назубок, но никогда не задумывался, каково это — трепать языком от заката солнца до восхода. Только сегодня и понял на практике — трудно. Очень трудно, даже если вполовину меньше по времени, всего с полудня до заката.

К тому моменту, когда хозяин терема вновь въехал во двор, я мысленно уже давным-давно проклинал ту мину­ту, когда мне в голову пришла весьма неудачная идея за­интересовать сынишку дьяка некоторыми чудесами даль­них стран, которые мне якобы довелось повидать во время своих странствий.

Заметив тихонько подошедшего Висковатого, я обра­довался и хотел свернуть очередной рассказ, посвящен­ный пирамидам Египта, на самой середине, но не тут-то было. Дьяк заговорщически улыбнулся, приложил палец к губам и тихонечко присел на самом краю лавки. Юный Ивашка, как представился мне его сын, сидя с разинутым ртом, так и не заметил, что его отец уселся рядом,— вни­мал.

Лишь потом, когда я с грехом пополам закончил свое повествование и заявил, что на сегодня довольно — Шахе­резада тоже нуждается в отдыхе,— дьяк наставительно за­метил приунывшему Ивашке, что время уже позднее и гостю надлежит отдохнуть, а вот завтра почтенный синьор Константин Юрьевич, может быть...

Кстати, Юрьевичем величал меня только он. Все оста­льные охотно соглашались звать меня только по имени, а вот дьяк либо обязательно добавлял отчество, либо встав­лял перед именем слово «синьор», либо — в особо торже­ственных случаях — употреблял то и другое вместе.

Подростку тоже понравилось загадочное словцо, и об­ращался он ко мне только так — синьор Константино. На­верное, считал, что сказочнику положено зваться неско­лько загадочно и непременно с титулом. Словом, вежли­вость в их семействе, как и любознательность, явно пере­давались по наследству.

Сам дьяк выглядел каким-то изможденным. Вчера та­кие живые и проницательные, глаза сегодня смотрели устало, а мешки под ними отечно набухли. Он вяло ковы­рялся за ужином в миске с жареным мясом, но съел, да и то скорее чтобы поддержать компанию, не больше двух ку­сочков.

— Ныне с послами польского короля Жигмунда речи вел,— пояснил он, поймав мой пристальный взгляд, и не­брежно поинтересовался: — А среди твоих знакомцев из числа купцов никто не знаком с кем-нибудь из шляхты? Я имею в виду магнатов.

— Это ты о Радзивиллах с Сапегами? — уточнил я.

Дьяк хмыкнул. Судя по тому, что глаза его вновь ожи­вились, уточнение ему понравилось.

— Тебе и о них ведомо? — полюбопытствовал он.

— Немногое,— деликатно ответил я,— Так, краем уха слыхивал кое-что, но не более.

— Так-так... — протянул он и отложил ложку в сторону.

Томить царского печатника я не стал. Правда, полно­стью удовлетворить любопытство Висковатого все равно не получилось, но такой уж он человек — сколько ни вы­кладывай информации, все равно ему мало.

Впрочем, если честно, то ничего конкретного я и не сказал, только вкратце указал причины, по которым боль­шинство литовских магнатов могли и должны были рато­вать за мир. Вообще-то хватило бы и одной фигуры — Ни­колая Радзивилла по прозвищу Рыжий. Виленский воево­да и литовский канцлер, то есть глава правительства Вели­кого Литовского княжества, да плюс к тому еще и родной брат горячо любимой второй жены короля Сигизмунда II Августа Барбары. Куда уж выше!

То же самое можно было сказать практически обо всех остальных, включая в первую очередь православных вож­дей — князей Вишневецкого и Острожского — и так далее. В самой Польше настрой был примерно похожий.

Чем хороша история, так это тем, что в ней не обязате­льно заучивать все наизусть. Достаточно запомнить самые основные даты, а дальше можно и самому выводить зако­номерности, которые в большинстве стран непременно совпадают. Так и тут.

Чтобы понять общий настрой магнатов и шляхты, надо только припомнить, что еще десяток лет назад последний магистр Ливонского ордена Готард Кеттлер, прекрасно сознавая, что против полков Иоанна Грозного ему нипо­чем не выстоять, ринулся на поклон к польскому королю. Сигизмунду не очень хотелось связываться с Россией, но соблазн одним разом хапнуть такую большую террито­рию, к тому же густозаселенную и с обилием городов, ока­зался столь велик, что он не выдержал. Большую — это применительно к полякам, разумеется. У шляхты глазен­ки тоже разгорелись — должен же король поделиться,— и они Сигизмунда поддержали.

69