Вот только как бы получше это сделать? Вертел в голове и так и эдак, но на ум ничего путного не приходило — сказывалось вечернее напряжение, когда приходилось внимательно контролировать свою речь, дабы невзначай не ляпнуть лишнего. Помаявшись еще минут десять, я решил, что утро вечера мудренее, а потому выкинул все из головы и постарался уснуть.
Спал не очень крепко, просыпаясь за ночь от жары раз пять-шесть, если не больше. Все-таки перина, невзирая на свою мягкость, имеет для человека из двадцать первого века один-единственный недостаток — она слишком теплая. Укрываться ею лучше всего, когда печь не топлена, а на дворе минусовая температура. Вот тогда в самый раз, а так...
Проснувшись во второй раз, я приспустил ее до пояса, но помогло наполовину. В третий раз я скинул ее окончательно, после чего проснулся уже от холода — совсем без нее тоже не ахти. Вот так и крутился до самого утра.
Поднявшись и умывшись, я выяснил, что Иван Михайлович укатил в царские палаты. Вообще-то ему из терема до них рукой подать, минут пять ходьбы, но здесь даже бояре хаживали друг к другу на соседнее подворье в гости не иначе как на конях. Пешими им, видишь ли, зазорно.
Решив прогуляться, благо что выпил накануне совсем мало и самочувствие было чудесное, я сказал одному из своих холопов, чтобы он седлал коней, но тот вскоре примчался из конюшни с интересной новостью. Оказывается, не велено хозяином хором отпускать нас со двора. Никуда.
Вот и пойми главного советника царя. Он то ли решил кое-что перепроверить да заодно договорить, о чем вчера не успели, то ли поутру все переиначил, и сейчас за мной придут ребята из Пыточной избы. А ты сиди тут и гадай — что делать и что лучше предпринять.
Прикинул вероятность этих вариантов — как худших, так и лучших. Получалось фифти-фифти, то есть шансы равны. Ну и ладно. Не знаешь что сказать — говори правду, не знаешь, что лучше сделать — ничего не делай. Пусть все катится самотеком, авось кривая куда-нибудь и выведет.
Хотя одну попытку я все-таки сделал. С невинным выражением лица я устремился к калитке, расположенной справа от ворот. Но стоило мне сделать несколько шагов по направлению к ней, как скучающий возле ворот широченный в плечах мордоворот тут же решительно загородил мне дорогу.
— Не велено пущать тебя, боярин,— лениво пробасил он.
— А ты не спутал? — Я горделиво вскинул подбородок.— Да и не боярин я вовсе.
— А для меня все едино, а тока не велено,— все так же невозмутимо ответил он.—Да и негоже без хозяина из гостей ворочаться. По христианскому обычаю попрощаться надоть.
—Да, это я и впрямь не подумал,— сыграл я на попятную и потопал назад, в свою светелку.
Или горницу? Честно говоря, я так и не понял, чем одна отличается от другой, так что пускай будет просто комната. Но к тому времени я был спокоен, убедившись, что в случае чего удрать из хором Висковатого можно запросто — не зря же я совершал вдумчивый обход его обширной усадьбы. Оказывается, забор, огораживающий ее, выглядел таким внушительным только с трех сторон — передней, выходящей к улице, и боковых, соединенных с соседними подворьями. Зато сзади...
Когда я обошел терем, миновав церквушку, стоящую справа, и вышел к тыльной стороне хором, то поначалу не приметил ничего необычного. Там даже двор был похож на передний, огороженный по бокам различными хозяйственными пристройками. Слева — конюшня, чуть дальше — хлев для скотины, справа — амбары и прочие хранилища. Словом, все как обычно.
Но коль начал исследование, надо пройти все, то есть дойти до конца сада, раскинувшегося вслед за крохотными домиками дворни. Пройдя между ними, я неспешно прогулялся между цветущими яблонями и сливами, после чего неожиданно для себя вышел... к крепостной стене Кремля. Да-да. Я не оговорился и не ошибся. Вот она, родная, из красного кирпича, со своими стрельнями — прямо передо мной. Такую ни с чем иным не спутаешь.
От стены усадьбу отделяло метров десять, а вся граница между садом и открывшейся перед моими глазами улицей заключалась в жиденьком плетне, не доходящем мне даже до пояса, да и тот кое-где покосился. Вот тебе и ограда с тыном. Преодолеть в случае необходимости такой барьер проще простого.
На всякий пожарный я выглянул за него, а потом, подумав, и перемахнул, хотя и без того было понятно, что он никем не охраняется. И точно. На улице, тянущейся вдоль стены, было пустынно и тихо — ни души. Все правильно — после полудня тут у всего народа сон-тренаж, как говаривали в армии. Немного постояв, я двинулся обратно, в свою горницу.
Однако в одиночестве мне довелось пробыть в своей светелке недолго. Вкрадчивый скрип половиц, как ни старался кто-то незаметно подойти и тайно заглянуть ко мне, выдал непрошеного гостя задолго до его подхода к моей двери. Я затаил дыхание. Кому это я еще понадобился? Отчего-то стало тревожно, и сердце-вещун недобро екнуло в груди.
Вообще-то с хорошими намерениями так тихо не подкрадываются. Это уже не фифти-фифти. Но, с другой стороны, подсылать ко мне убийцу, да еще в собственном доме... Ладно если бы я гостил у царя. У него, говорят, и заздравная чаша может оказаться ядом. Не церемонился Иоанн Васильевич и никого не стеснялся. Но я-то в гостях у Висковатого, умом которого наперебой восхищались все иностранцы.
Меж тем дверь стала осторожно открываться. В отличие от половиц петли на ней были хорошо смазаны, так что никакого зловещего скрипа я не услышал. Вот тоже вопрос: «Смазаны когда?» Может, я и ошибаюсь, но, когда выходил во двор, она вроде бы скрипела. «И что тогда получается?» — лихорадочно думал я, затаившись за приоткрытой дверью и не зная, что предпринять...