Перстень Царя Соломона - Страница 44


К оглавлению

44

Я, кстати, с ними согласен. Костей у меня и своих хватает, начиная с имени. Как говорится: «Что нужно че­ловеку для счастья? Женщина. А что нужно ему для пол­ного счастья? Полная женщина». Скажете, юмор? Ну-ну. В каждой шутке есть доля... шутки, а остальное...

Между прочим, Софья Фоминична Палеолог, вторая жена деда нынешнего царя, еще до замужества славилась своей толщиной на всю Европу. Цитировал мне Валерка впечатления одного язвительного итальянца, который ее увидел впервые, только я их не запомнил — разве что про горы жира и сала, которые ему потом снились всю ночь. Впечатлительный паренек попался. Такое, конечно, тоже перебор. Хорошего человека должно быть много, но не че­ресчур. А впрочем, и здесь дело вкуса. Лишь бы гармония присутствовала, ибо красота кроется как раз в ней, а не в «девяносто — шестьдесят — девяносто».

Словом, получилась у нас на компьютере женщина, приятная во всех отношениях. Именно такой в детстве учитель физкультуры советовал не пытаться влезть в об­руч, чтобы не портить талию. Можно сказать, мечта поэта и знойная непосредственность. Тут тебе и арбузные груди, и мощный затылок, и все прочее. Ни дать ни взять мадам Грицацуева. Отличие лишь в возрасте. Если у Ильфа и Петрова она была немолода, то наша в самом расцвете сил, и на вид ей никак не больше двадцати пяти.

Дальше все просто — распечатали в цвете да загнали в медальон, который я прилепил скотчем возле монет. Так что сама версия была готова заранее, а ночью я думал то­лько над тем, как ее эффектнее подать, чтоб проняло. В идеале желательно, чтобы не просто поверили, но еще и оказали содействие, хотя опять-таки в меру.

— Послали меня тайно, ибо у королевы Елизаветы во­рогов хоть отбавляй. Кой-кто из самых ближних желает, чтобы сия державная властительница дружила не с госуда­рем всея Руси Иоанном Васильевичем, а с иными, да еще из числа тех, с кем ваш же государь и воюет. Если б они обо мне проведали, я бы до Руси не добрался.

Слушает подьячий. И хорошо слушает. Завороженно. В глазах — живой интерес, сам застыл, не шелохнется. Даже пальцами по столу перестал барабанить, не до того. А я со­ловьем разливаюсь и дальше плету:

—  Парсуна же сия есть лик будущей избранницы госу­даря, леди Элизабет Тейлор, коя королеве доводится род­ной и самой любимой племянницей. Ради союза с Русью Елизавета готова тотчас выдать ее за великого русского царя. Правда, нетунее больших вотчин, да и со златом-се­ребром в ларях и сундуках негусто, но зато она — одна из наследниц Елизаветы, и со временем, после кончины, ко­ролева собиралась именно ей оставить и трон, и свою дер­жаву,— Ну а теперь добавить грома и молний, чтоб стал не голос, а колокол. И не просто звонил, а как при похоро­нах — мерно, торжественно, тяжело и мрачно: — Сюда-то я добрался, слава богу. Думал, все, конец моим страхам пред студеным морем-акияном, ан нет. Худо ныне стало на Руси от лихих людишек. Не управляется Разбойная изба с татями. Сам я от них пострадал дважды. Первый раз, когда шел с купчишками. И обоз разграбили дочиста, и мне досталось изрядно. Кошель не жалко — государь Иоанн Васильевич новым одарит, не пожалеет за хоро­шую весть рублевиков. В ином беда — заветный ларец, в коем я вез дары от Елизаветы, отняли. А в нем окромя да­ров имелось еще и послание. Не иначе как тати соблазни­лись на златые печати. И осталась у меня одна радость — успел я сунуть парсуну загодя в укромное место, потому ее и не сыскали. Опосля того нападения подобрала меня не­кая сердобольная баба и выходила у себя. Я ведь поначалу вовсе памяти лишился — потом только, спустя год она ко мне вернулась. Тут я сразу в путь-дорогу засобирался, ан сызнова беда приключилась — вновь тати напали да, по­читай, дочиста обчистили. В таком наряде являться к ва­шему государю мне показалось зазорно, вот я и решил в сельце подзаработать лечбой — все равно дороги развезло.

Но подьячий не сдается:

— Сам виноват. Объявился бы честь по чести, так тебя бы мигом к царю доставили.

— А ты что же себе думаешь, Митрофан Евсеич, у од­ной королевы Елизаветы вороги имеются? Их и у Иоанна Васильевича в избытке. Мне в Лондоне целый список на­печатали — пред кем надо таиться, а пред кем можно и от­крыться. Одна беда — он в моей одежонке был, а ее с меня тоже сняли,— Это называется удар на упреждение. Я, мол, ни о чем не ведаю, известно оно тебе или нет, но от верных слут царя таиться не собираюсь,— Сказывал мне как-то о государевых ворах Григорий Лукьянович...

— Кто?!

Ишь ты как взвился. Еще бы. Знакомство с Малютой Скуратовым по нынешним временам дорогого стоит. Те­перь и немного грубости не помешает...

—  Оглох, Митрофан Евсеич? Али решил, что ослышал­ся? Ладно, время терпит, а с меня от повтора не убудет. Григорий Лукьянович Скуратов-Вельский. Я тут подсо­бил ему малость — дочку его старшую сосватал удачно. Хоть и древен род Годуновых, а знакомцу самого государя Иоанна Васильевича отказать не смогли, ударили по ру­кам. Только ты об этом молчок пока. И о том, что аглиц- кая королева даже царским послам парсуну сию не дове­рила, хотя, когда я в Лондоне проживал, там и Степан Твердиков, и Федот Погорелов пребывали, тоже помал­кивай, но смекай. Оба из ваших земель, ан королева Ели­завета не им — мне, яко ее родичу, хошь и дальнему, пору­чила лик сей красавицы до Иоанна Васильевича довезти. А почему?

— А почему? — растопырил уши подьячий.

— Да потому что опаску имела,— пояснил я.

—  И с каким же ты кораблем в Колмогоры прибыл? — прищурился Митрошка.

Я почти чудом не попал в расставленную ловушку. Можно сказать, повезло, причем на сей раз удача таилась в... моем незнании. Если бы Валерка ухитрился узнать на­звания английских кораблей, прибывающих в Колмогоры в те годы, я бы обязательно ляпнул, но времени было мало, и разыскать список у него не получилось. Именно потому он чуточку изменил версию моего прибытия в Россию. Мол, все в тех же конспиративных целях, чтобы злобные враги королевы не смогли вычислить ее послан­ника, меня вначале отправили из Лондона в Копенгаген, а оттуда в Ригу. Далее я следовал по Западной Двине и вы­шел на русские просторы.

44