Как правило, сразу после моего очередного рассказа он задумчиво произносил какую-нибудь многозначительную фразу, служащую своего рода перекидным мостиком между повествованиями о псевдостранствиях купца синьора Константино Монтекки и делами насущными.
Он не советовался со мной. Домашний учитель его сына, пусть из знатного иноземного рода,— разве это величина для канцлера Российской державы? Однако вскользь о тех же переговорах он упоминал, а потом всякий раз искренне удивлялся, откуда я про все знаю, если он ничего не рассказывает даже жене, и настороженно умолкал, не желая поверить, что главный источник моей информации — он сам.
Когда мне окончательно надоели его подозрения, я заранее нарисовал на листе бумаги человечка, пронзающего копьем змею. Получилось, конечно, не ахти, в духе художников-примитивистов, но понять, что изображено, все равно можно. Потом я разрезал этот лист на кусочки, постаравшись придать им форму попричудливее, и, когда Висковатый в очередной раз удивился моим познаниям, принялся показывать наглядно:
— Вот ты мне говоришь один кусочек, вот другой, вот третий, после чего я их складываю воедино.
— Все равно получается не полностью,— резонно заметил он, показывая на зияющие в картинке дыры.
— Не полностью,— согласился я.— Но взгляни сам, разве теперь нельзя домыслить остальное?
Дьяк оценивающе посмотрел на сложенное мною. Действительно, пускай у змеюки не хватало хвоста, у человечка — второй руки и одной из ног, отсутствовала также часть копья, но сюжет нарисованного был вполне понятен.
— Вот я и домысливаю,— победным тоном произнес я, извлекая оставшиеся кусочки бумаги и устанавливая их в картинку.
— Ловко,— одобрил Висковатый и прокомментировал по-своему: — Яко стеклышки в храмах. В россыпь взять — забава для детей, а выложить, яко должно,— и хоть молись. Зело искусно,— И уважительно покосился на меня.
Так что о моем уме он был пусть и не такого высокого мнения, как о своем, но ценил его. К тому ж я был с ним солидарен практически во всем. Согласитесь, что когда собеседник и раз, и два, и три разделяет вашу точку зрения, то вы, даже если поначалу считали его чуть ли не набитым дураком, потом обязательно сделаете вывод, что он, может, и не блещет умом, но в здравомыслии и логике ему не отказать. Да и вообще, если разобраться, то не такой уж он дурак, как думалось недавно.
Так и тут. К тому же меня Висковатый никогда не держал за дурака.
Но еще до перехода к обсуждению дел, о чем бы ни был мой рассказ, я всякий раз ухитрялся закончить его почти одной и той же фразой:
— Да, кстати, почтеннейший Иван Михайлович, мне тут припомнилось, что некто обещался стать моим сватом. Так не подскажешь ли мне, как бы поудобнее напомнить ему о том?
Висковатый либо хмурился, либо вяло отмахивался — мол, не до сватовства нынче, либо отшучивался в ответ:
— Не пойду я туда не знаю куда просить руки дочери у того не знаю кого.
Два раза это сошло ему с рук, но я не зря регулярно навещал подворье Ицхака. На третий раз, выслушав его, я невинно заметил:
— Отчего ж. Известно мне, как кличут Машиного батюшку. Андреем Михайловичем. И подворье его отсель недалече. Ежели выехать из Никольских ворот, то и полуверсты не будет, как мы в него упремся. Как раз по соседству с церковью Трех Отроков. Так что — когда поедем-то?
Не было там этой Серой дыры. Даже хода туда не было.
Совсем.
— Ну уж вот это ты никак не мог из моих речей вызнать,— после недолгой паузы настороженно заметил Иван Михайлович, услышав адрес местожительства князя Долгорукого.
— И впрямь не мог,— согласился я, пояснив: — Добрые люди подсобили.
В памяти тут же всплыл позавчерашний день и как «добрый человек» Ицхак бен Иосиф уныло глядел на меня, когда после сообщенного я от избытка чувств чуть ли не пустился вприсядку.
Я понимал грусть купца. Та афера с займом денег, которую мы с ним затеяли, по его мнению, потихоньку катилась к печальному финалу, когда эти рублевики придется возвращать хозяевам, да еще добавлять к ним свои, и в немалом количестве. Одному только Фуникову-Карцеву, ссудившему нам пять тысяч, предстояло дополнительно вернуть столько, сколько стоили все товары Ицхака. Впрочем, я его имущество не считал, а сам купец наверняка изрядно преувеличивал грядущую финансовую катастрофу. Однако как бы там ни было, а почти все заимодавцы продолжали жить и здравствовать как ни в чем не бывало, поплевывая с высот своего благополучия на мои мрачные прогнозы относительно их рокового будущего. А может, и не поплевывали, поскольку ничего не знали. Пока на Пыточный двор в Александрову слободу забрали помимо Шапкина лишь одного, да и то из мелких подьячих Разбойной избы, которому мы должны были всего двести рублевиков основного долга, не считая полусотни сверху.
— Зато перстень получишь,— попытался успокоить я.
— Я и так его получу,— убежденно заявил он,— К тому же я надеялся, что это видение пришло к тебе благодаря ему, а тогда я получил бы подтверждение своим догадкам о его силе. Сейчас же выходит...
— Да ничего еще не выходит. До конца июля времени уйма,— перебил я.
— Суд — процедура долгая,— вздохнул он,— К тому же все они в высоких чинах. Их еще надо уличить в свершенных преступлениях, доказать неоспоримую причастность, а на это обычно уходят многие-многие месяцы. Когда я изучал магдебургское право, то там говорилось...