Перстень Царя Соломона - Страница 72


К оглавлению

72

Повинуясь этой загадочной для меня команде, тот, кто привел их, тут же поднял всех с мест и медленно повел вперед, продолжая неотрывно глядеть на хозяина и дожи­даясь его одобрительного кивка. Наконец Висковатый удовлетворенно склонил голову, и они были благополуч­но усажены. Новые места, на которые они попали, оказа­лись гораздо ближе к господскому столу.

Честно говоря, я мало что понял в этих перемещениях. Как ни удивительно, но даже они знали в них толк гораздо больше моего, потому что тут же приосанились, горделиво выпрямились и время от времени с благодарностью коси­лись в мою сторону.

Мне было легче, поскольку место за своим столом ука­зал Висковатый, посадив ошуюю, то бишь по левую руку от себя. Справа уселась родня, начиная с его матери — ста­рой, но довольно-таки шустрой старушки лет семидесяти. Помимо них за нашим столом сидели священник, дьякон, еще парочка в черных рясах и пяток совсем незнакомых мне людей.

После благодарственной молитвы все уселись трапез­ничать. Ели неспешно, соблюдая относительную тишину. Я преимущественно налегал на мясные блюда. Сказать по правде, такое изобилие мне раньше не встречалось.

Нет, меня и в других домах не морили голодом — ешь от пуза, но с эдаким разнообразием до сего дня сталкиваться не доводилось. Рябчики и тетерева, журавли и зайцы, жа­воронки и лосина... Все это в разных видах и по-разному приготовленное — то есть и печеное, и жареное, и варе­ное, и даже просоленное, вроде той же зайчатины. Глаза разбегались — что ухватить повкуснее.

Особо полакомиться дичью я не успел. Расторопные слуги уже через полчаса, если не раньше, поснимали блю­да со столов и водрузили на них новые. Дичи уже не было, но мясное изобилие продолжалось, только теперь с кура­ми, гусями и прочей домашней птицей, причем тоже раз­нообразного приготовления и так аппетитно пахнущих — слюной захлебнуться можно. Затем произошла вторая пе­ремена блюд, и на столе оказалось... вновь мясо, но уже посолиднее: баранина, свинина, говядина. Я не особый едок, к тому же сказывалось отсутствие вилок, а орудовать заостренным на конце столовым ножом не совсем спод­ручно.

Под конец трапезы я и вовсе сбился со счета перемен. Мясо сменилось жидкими блюдами, то есть тем, с чего принято начинать обед спустя четыреста лет. Потом за­ставили все кашами. Или каши были вначале? Короче, я запутался окончательно, да и не мог я лопать в таких коли­чествах. На сборную солянку — мясную смесь из числа трех первых перемен — я мог только смотреть, с трудом удерживая себя от икоты и время от времени бросая осо­ловевший взгляд на челядь Висковатого, которая по-прежнему лопала в три горла. Правда, им было легче. Блюда за их столами хоть и менялись, но реже. Да и такого разнообразия, как у нас, там не наблюдалось.

До рыбы я так и не дотронулся, проигнорировав оку­ней, плотву, лещей, карасей и прочую снедь. К грибам, не утерпев, приложился, старательно трамбуя их в пищево­де — желудок к тому времени был набит битком. Когда по­сле всего этого внесли щи — кажется, двух видов,— я чуть не взвыл и мечтал лишь о том, чтобы праздник живота по­скорее закончился.

Непонятным было только одно — как при такой обильной трапезе хозяин дома продолжает оставаться от­носительно подтянутым, удерживая свой животик, кото­рый выпирал лишь самую малость, в приличном состоя­нии. Я бы, наверное, за первый же год растолстел вдвое.

Наконец все закончилось. Густые, наваристые щи ока­зались последними в обширном воскресном меню, после чего все, дружно следуя примеру хозяина, поднялись и под руководством священника вознесли благодарствен­ную молитву, а затем отправились на отдых. Брякнувшись на перину, я успел подумать, что теперь-то понимаю, от­чего на Руси принято после обеда пару часиков поспать. После такой трапезы, если ты непривычный, чтобы прий­ти в себя, может не хватить и четырех часов, а уж парочка и вовсе впритык.

Я чуть не рассмеялся, когда вечером, явившись на оче­редную беседу к Висковатому, был встречен вопросом ра­душного хозяина дома:

— Не проголодался?

Кто сказал, что брюхо старого добра не помнит? Мое так очень хорошо помнило. Представив недавние горы снеди вновь стоящими передо мной, я энергично замотал головой. Вслух говорить не мог, поскольку остатки еды сразу запросились наружу. На мое счастье хозяин дома оказался доверчив, а потому стол украсило всего два тра­диционных блюда с фруктами. На одном горкой высились моченые яблоки, чернослив и прочая местная консерва­ция, на другом заморская продукция — сушеные ломтики дыни, изюм и так далее.

Разумеется, не обошлось и без двух кубков. На этот раз в них — скорее всего, тоже по случаю воскресного дня — плескалось вино, а не мед. Висковатый тут же несколько смущенно пояснил, что он до ренского не любитель, а по­тому компании мне не составит, но если я желаю, то могу заменить его на медок.

Ренское, как его тут называли, мне предстояло пробо­вать впервые. Даже зажиточный Фуников-Карцев угощал нас исключительно медовухой, так что замены я не пожелал. Винцо оказалось на вкус так себе — чем-то отда­вало, да и кислило тоже изрядно, хотя терпкость ощуща­лась. А спустя несколько минут мне стало не до него, по­тому что дьяк перешел к сути,

— А ты не хочешь погостить у меня подольше? Погово­рить нам завсегда найдется о чем,— невинно спросил он,— Правда, от того тебе может приключиться убыток в торговых делах, зато вес среди купцов получишь, и с про­тянутой рукой ходить не занадобится. Ведая, что ты же­ланный гость на моем подворье, любой тебе деньгу ссудит, и немалую, да, глядишь, и поручительства не потребует.

72