Перстень Царя Соломона - Страница 59


К оглавлению

59

— Ладно,— кивнул я.— Пусть будет так.

И мы тут же перешли ко второму животрепещущему вопросу — как делить.

«По справедливости!» — кричал Шура Балаганов. «А кто такой Козлевич?!» — вопил Паниковский. Но все за­кончилось тем, что деньги забрал Остап Бендер.

Товарищ Ицхак чем-то напоминал Кису Воробьяни- нова и работать за половину отказался категорически, упирая на то, что я совершенно ничем не рискую, а потому мне вполне хватит по десяти денег с каждого рубля. Полу­чалось десять, нет, даже пять процентов, ведь московок, или сабельных денег, в рубле двести штук, а Ицхак, вне всяких сомнений, подразумевал именно их. Пятьсот руб­лей с десяти тысяч меня никоим образом не устраивало, тем более что Ицхаку не повезло — как раз в тот момент я совершенно забыл о нынешней стоимости денег. Если бы вспомнил, то, вне всяких сомнений, тут же согласился бы, а так...

— И мои харчи,— заявил я мрачно.

Ицхак недоуменно воззрился на меня. Стало понятно, что в Неаполитанском университете бессмертного творе­ния Ильфа и Петрова не изучали. Пришлось слегка скос­тить первоначальный процент. Он тоже поднял предлага­емое, хотя и ненамного.

Битый час мы дискутировали на эту тему, и доволь- но-таки бурно. Конечно, мастерство и профессионализм купца круче моего в сто раз, так что опыт победил — я сре­зал от своего требования вдвое больше, чем он прибавил, и мы мирно сошлись на двадцати процентах. При этом он ухитрился оговорить, что если ему все-таки придется пла­тить резу какому-либо выжившему заимодавцу или его родичам, то мы будем выкладывать ее в равной пропор­ции. В ответ я только великодушно махнул рукой, полага­ясь на добросовестность наших великих историков и их бережное отношение к именам и фамилиям. Летописцам врать тоже как бы не с руки, а Иоанну Васильевичу — тем паче.

— Вот только нам надо поторопиться,— озабоченно сказал я,— Казнят их в июле, но когда поволокут на Пы­точный двор, я не видел.

Ицхак со мной согласился, хотя идею насчет нашей с ним немедленной скачки в столицу, а значит покупки ло­шадей, отверг напрочь. Мол, глупо это — река сама дове­зет. Я вначале настаивал, но тут его аргументы оказались железобетонными.

Во-первых, дорог на Москву в этих местах, как автори­тетно заявил купец, нет вовсе. Разве что до ближайших де­ревень и все. Не нужны они местному люду. Вот она, во­дная гладь. Пусть не больно-то широка, но для ладьи, даже купеческой, груженной под завязку разным това­ром,— простор. Садись и кати себе до Москвы-реки, а да­льше по ней до самой столицы. Красота, да и только — вода сама тебя несет к цели, а ты сидишь сложа руки и по­плевываешь с борта. Обратно чуть хуже, потому как про­тив течения, так что придется погрести, но зато ладья уже пустая — расторговался, а если что и прикупил домой, то из мелочовки.

Отсюда следует «во-вторых» — отсутствие проводника. Да и «в-третьих» тоже — где взять лошадей для верховой езды? Поначалу я подумал, что Ицхак попросту накручи­вает препятствий, но уже через несколько часов и сам убе­дился в правильности всего сказанного им.

Произошло это, когда мы причалили к очередной при­стани. Город назывался по имени реки — Руза. Были уже сумерки, когда три наших ладьи пришвартовались. Я не стал любоваться окрестностями. К тому же разглядеть с берега хоть что-либо было невозможно — обзор напрочь загораживал здоровенный, с пятиэтажный дом, если не больше, земляной вал, который окружал кремль. Посад со слободами виден был хорошо, но там как раз ничего инте­ресного — убогих домишек с узкими оконцами я насмот­релся и в Кузнечихе, так что сразу пошел по делам — ис­кать лошадей и проводника.

Искал долго, но практически безрезультатно. Провод­ников не имелось вовсе, а с лошадьми... Клячи, которые местный люд выставил на продажу, даже на мой дилетант­ский взгляд годились разве для полевых работ, да и то с выбором, чтоб не особо тяжелые. Использовать же их в ка­честве верховых было бы чистой воды самоубийством. Может, мне так «повезло», не знаю, но факт остается фак­том — ехать не на чем.

К тому же имелся еще один немаловажный нюанс, о котором мне вовремя напомнил Ицхак, пока я уныло оглядывал коней, а они еще более уныло меня.

—  Почтенный Константино, надеюсь, простит мое на­зойливое любопытство, но мне бы очень хотелось знать, как часто ему приходилось путешествовать в местах, где нет дорог,— с легкой иронией в голосе осведомился он.

— Чаще, чем в местах, где они есть,— туманно ответил я, не желая срамиться.

Между прочим, не врал. Мне посчастливилось взгро­моздиться на лошадь раза три и не по делу, а так, прокати­ться, и, разумеется, дорог я не выбирал.

—  Пусть так,— согласился Ицхак,— и почтенный си­ньор готов скакать без остановок на ночь, но все равно эти лошади,— подчеркнул он последние слова, презрите­льно указывая на понуро стоящих коней,— будут непре­менно нуждаться в отдыхе.

Я в последний раз покосился на них и в душе согласил­ся с купцом, сделав существенную поправку. Судя по их виду, в отдыхе они нуждались уже сейчас, еще до скачки, а где-то на двадцатой версте, если не раньше, эти кони, как их ни нахлестывай, и вовсе лягут костьми поперек дороги.

К тому же мой огромный опыт... Навряд ли я смогу без остановки на ночь. Конечно, кати мы с обозом, а не по реке, я бы все равно рискнул, а так смысла это путешест­вие и впрямь не имело. Да и плыли мы сегодня достаточно быстро, отмахав за день не меньше пятидесяти верст, и проскакать больше все равно не получится. Во всяком случае, у меня.

Оставалось досадливо махнуть рукой и... пойти спать.

59