Перстень Царя Соломона - Страница 49

Я даже немного расстроился — уж очень заманчивым показался мне этот вариант, несмотря на всю его хлипкость. Да, риск имелся, и немалый, но зато какие перспективы по службе! А они мне не просто нужны — необходимы. Ведь что выходит? Обратной дороги для меня нет, значит, жить здесь. А кем? Значит, надо уже сейчас думать, как выбиться наверх. Причем выбиться даже не столько для обеспечения комфорта своей Маше — для зарабатывания денег имеется и купеческое дело, а хотя бы уже для одного того, чтобы заполучить ее в жены.

Ну кто ее сейчас выдаст за меня? Как-никак княжна, а тут какой-то безродный иностранец Константино Россо- шан... ой, то есть Монтекки. Пошлет меня ее папа, как пить дать пошлет, а за наглость еще и отдубасить повелит — челяди-то хватает.

Вот и получалось, что от будущей должности зависит даже не богатство, а куда выше — любовь и счастье. То есть надо обязательно выбиваться в люди, притом не простые, поскольку титулов с чинами мне не светит. Во всяком случае, царь даже своему любимцу Малюте Скуратову и то не дал боярской шапки. Да что боярской — окольничим и то мужика не сделал, так чего уж там обо мне говорить. Получается, надо заменить титул приближенностью к царю. Это уж будет совсем другое дело. Взять все того же Григория Лукьяновича. По сути он — главный палач и только. Родовитых предков за душой — ноль. А ведь выдал одну из своих дочек за князя Дмитрия Шуйского, а эта фамилия из самых что ни на есть именитых. Если на европейский манер — принцы крови.

С другой стороны, лезть наверх нужно с опаской, чтобы соблюсти меру — то есть приподняться до ближнего окружения, но в то же время не докатиться до царского любимчика, уж очень лихо царь Ваня с ними расправляется, и примеров тому тьма-тьмущая.

Вон Федор Басманов. Уж как его царь миловал , как любил, да не только душевно, но, как говорят, и телесно. А чем он закончит, причем не далее как этим летом? Мало того что ему придется по повелению Иоанна IV зарезать своего отца, так ведь и этим он лишь спасет себя от смерти, не больше, а в ссылку все равно ушлют.

Или взять князя Афанасия Вяземского. Всего год назад царь даже лекарства принимал только из его рук. И это при всей его мнительности и страхе перед возможным отравлением. Во какое доверие! А чем все кончится через несколько месяцев? Палками, ссылкой в Городец и скорой смертью от ран, полученных во время пыток.

Нет уж, как только женюсь, так сразу надо куда-нибудь сваливать. К примеру, воеводой, причем чтоб от Москвы меня отделяло не меньше полутысячи километров, в крайнем случае, несколько сотен. На худой конец, можно и вовсе покинуть Русь. Но это уже когда вовсе некуда будет деваться.

И дело даже не в отсутствии знаний иностранных языков. Они как раз ерунда. Когда тебя окружают сплошные учителя и море практики, выучить тот же польский, немецкий или английский — плевое дело. Вот только Европа есть Европа, и душа у меня к ней не лежала. Совсем. Уж очень много отличий.

То, что она заросла грязью,— не беда. Кто помешает мне выстроить возле дома хорошую баньку и париться в ней в свое удовольствие? Религия? Я же говорил, мне что аллах с Магомедом, что Саваоф с Христом, да даже Яхве с Моисеем — все на одно лицо. Правда, тут уже сложнее — нельзя забывать про Машу. Ей-то даже не христианство нужно — подавай именно православие. Впрочем, и тут можно выкрутиться. Например, построить маленькую православную церквушку исключительно для семейных нужд.

Но уж больно чужая мне эта Европа по своему духу. Перефразируя Киплинга, можно сказать, что Европа — это Европа, а Русь — это Русь, и вместе им не бывать. Никогда. Искусственно соединить можно, но оно ведь при желании и зайца можно научить курить, только ничего хорошего из этого не получится. Сотрудничать, торговать — это одно. Оно не просто допустимо, но и полезно для нас. А вот быть вместе, едиными — пас. Чужие они нам. И мне чужие. Так что побег в их глухомань остается, только когда ничего другого не останется. Такой вот грустный каламбур.

Ас английским, конечно, жаль. Его незнание разом обрубает все мои радужные перспективы. Блистательные, между прочим. У царя меня бы и приодели, и приобули, а теперь, по здравом размышлении, что получается? Ну рвану я из Москвы только меня и видели, а дальше-то что? Есть нечего, денег нет, одет хоть и более-менее, но даже не на уровне именитого купца из самых зажиточных, не говоря уж о боярах. Кем я появлюсь перед Машей, а главное, перед ее папашей? Потому я немного и расстроился. На время.

Думай, Костя, думай! Но, как я ни ломал голову, все равно на ум ничего не шло. Лишь после того, как одолели волок на Ламе и плюхнулись в московские притоки, меня осенило.

«А не надо тебе, парень, ничего придумывать,— сказал я своему отражению в воде,— Государь по «доброте» своей все за тебя придумал, в том числе и финансовый вопрос решил. Кого будут терзать в июле? Правильно, новгородцев, но не только. Там еще и москвичи пойдуг на плаху, да не простые, а именитые, у которых денег куры не клюют. Все равно Иоанн Васильевич обдерет их перед казнями как липку, а у него золота с серебром и так видимо-невидимо, так что перебьется гражданин Грозный».

К тому же список казненных мне Валерка приготовил. Правда, сделал он это для того, чтобы я к ним не совался, а у меня получается совсем наоборот, для краткого, но весьма полезного знакомства, но ничего страшного. Конечно, грабить покойников — звучит цинично, но спасти их у меня все равно не получится — кто ж поверит, что я знаю будущее. Выйдет только хуже — для меня, разумеется, потому что первый из числа тех, к кому я обращусь, сдаст странного фрязина со всеми потрохами. Ему это навряд ли поможет, а вот мне придется худо. Значит, говори не говори, толку все равно не будет, а так хоть разживусь деньжатами.