Что же до займов, то чаще всего благодаря моему неистовому напору все удавалось решить за один день. Реже на это уходило два, а один раз — три дня, причем всякий раз переговоры заканчивались бурной попойкой, и, когда мы подались к думному дьяку Висковатому, я с ужасом думал только об одном — снова придется пить.
Но у царского печатника все пошло не по стандартному, обычному раскладу...
Не было там этой Серой дыры. Даже хода туда не было.
Совсем.
Сколько раз замечал — первое впечатление у меня, как правило, в конце концов оказывается самым верным. Бывает, зайдешь в дом или квартиру, и охватывает чувство неприязни к его обитателям. Случалось такое и здесь. Не знаю, аура у них такая или еще что-то, но вот не нравится, и хоть ты тресни. Психолог и да экстрасенсы подобрали бы по этому поводу немало объяснений, а то и какую-нибудь мудреную теорию. Я ж по-простому, без анализа — не по нутру мне у них и все тут. В лучшем случае чувствуешь себя не в своей тарелке — и сам скованный, и лавка под тобой неудобная, и тоскливо как-то. В худшем и вовсе хочется бежать без оглядки.
У Висковатого мне впервые было нормально, даже как-то уютно. И светлее — хотя в окошках была точно такая же слюда, как и везде, но зато сами рамы по размерам гораздо больше. Кстати, были у него кое-где и настоящие стекла тяжелого тускло-зеленого цвета, но они пропускали свет даже хуже слюды. И чище — двор был не только застелен бревнами, но на них поверх еще и набили доски. Такое мне тоже доводилось встречать пару раз, но тут следили и за чистотой — все подметено так, что любо-дорого смотреть.
Неприятных запахов тоже не ощущалось. Даже забор у него и тот отличался от соседских — не тын, то есть вкопанные в землю и заостренные наверху колья из стволов молодых деревьев, а замет. Если кратко, то это точно такой же тын, но... «лежачий», как его тут называют, то есть бревнышки вставлены в прясла — пазы столбов — горизонтально земле.
Да и внутри терема комнаты тоже были обставлены совершенно иначе. Обычно, когда заходишь, то возникает ощущение, что попал в простую, только очень богатую, а потому многоэтажную крестьянскую избу, которая топится по-белому и имеет не одну-две, а массу горенок, светелок и прочих закутков, да еще обилие холопов. Даже у солидных людей, вроде казначея Никиты Фуникова, все отличие от прочих заключалось лишь в более богатом угощении, выставленном на стол, а тут...
Такое я наблюдал лишь один раз, когда мы прибыли к думному дьяку Посольского приказа Андрею Васильеву. Но если у Васильева видно, что он лишь копирует стиль своего начальника Висковатого, который и предложил его на свое место лет восемь назад, когда уезжал с посольством в Данию, то Иван Михайлович обустроил собственные хоромы действительно со вкусом.
Во-первых, они были каменные, причем полностью, если не считать парочки мелких пристроек. Во-вторых, стены внутри были не только оштукатурены, но в доброй половине помещений еще и обиты достаточно дорогой материей приятной расцветки. А было еще в-третьих, в-четвертых, в-пятых и так далее.
Например, здоровенная печь, бок которой я увидел в светлице, куда нас проводили, была не только побелена, но и обложена красной плиткой с рельефным узором. Стол покрыт скатертью, а помимо блюд с едой перед каждым из гостей поставили по отдельной тарели, как их здесь называют. Помимо лавок имелись еще и стулья с высокими резными спинками. Даже полы представляли собой не обыкновенные доски, а были выстелены дубовыми пластинами, по виду приближающимися к паркету. И выстелены не абы как, а в шахматном порядке. Правда, такое я заметил не во всех комнатах, но даже там, где эти пластины заменяли обычные доски, они тоже были выкрашены именно в шахматном порядке зеленой и черной краской. Двери обиты басменной, то есть тисненой, кожей.
Словом, ничего не скажешь — чувствуется, что царский печатник не просто побывал и изрядно повидал в иных землях, но и многое намотал себе на ус, а приехав — внедрил.
Хозяин терема выглядел хоть и патриархально, то есть в обычной одежде и с усами и бородой, но чуточку и европе- изированно. Например, борода была не просто ровной и аккуратной, но и подстриженной. Усы не топорщились во все стороны, а волосы на голове — слово «прическа» не употребляю в связи с неуместностью — были подлиннее обычных миллиметров, что тут приняты. Внимательные, с легким прищуром, серые глаза смотрели на собеседника пристально, но в то же время доброжелательно, как бы поощряя и даже подталкивая к откровенным высказываниям и суждениям. Наш разговор с ним тоже начался необычно.
— Я не собираюсь давать тебе в рост, да и нет у меня столь большого количества рублевиков, однако ежели я останусь доволен нашей говорей, то займу несколько сотен просто так, без резы,— сразу расставил он все точки над «i».
Ицхак, как выяснилось уже по ходу общения, был ему не очень интересен. Купец говорил мало и весьма осторожно, тщательно дозируя информацию и взвешивая каждое слово. К тому же сведения его касались исключи - тельно торговых дел, а если речь заходила о политике, то тут он еще больше скукоживался. Да и знал он кое-что только о делах в некоторых германских городах, которые Висковатого мало интересовали.
Зато я — дело иное. Не зря перелопатил столько справочников. Вдобавок наши с Ицхаком цели на данном этапе разошлись. Если царский печатник и сам в свою очередь стал неинтересен Ицхаку — раз не светят хорошие деньги, не о чем и говорить, то я расстроился лишь поначалу, но потом пришел к выводу, что ничего страшного. Отчего не побеседовать с хорошим человеком, который вдобавок ко всему неплохо знает всех бояр. Ну пускай не всех, а только тех, кто проживает в Москве, но мне и этого за глаза. А если уж как-нибудь раскрутить его, чтобы он сам отвез меня в гости к Долгоруким,— лучшего и пожелать нельзя.