Перстень Царя Соломона - Страница 61


К оглавлению

61

Запахи, конечно, что во дворе, что на улицах были те еще. Я поначалу думал, стоит отойти от пристани, как ста­нет легче дышать, но не тут-то было. Тухлой рыбой вонять и впрямь перестало, зато от объедков и прочего смердело по-прежнему, а то и посильнее.

Уповая на то, что человек — такая скотина, которая приспосабливается ко всему, и завтра мне переносить эти ароматы будет не так тяжко, а через недельку привыкну к ним совсем, я плюхнулся на соломенный тюфяк и сладко уснул.

Утром первым проснулся Ицхак, а уж потом, спустя время, от его деликатного покашливания пробудился и я.

— Говори имена,— коротко произнес купец.

Я назвал, но тут же, не выдержав, добавил к ним еще одно — князя Андрея Долгорукого, сразу пояснив, что мне желательно только выяснить, где именно он прожи­вает, а занимать у него не надо, поскольку среди казнен­ных я его в своих видениях не видел.

— Тогда зачем? — недоуменно поинтересовался купец.

— Жениться хочу на его дочке! — откровенно выпалил я после мучительного раздумья, как бы половчее соврать.

Ответ Ицхаку понравился, и он снисходительно пообе­щал навести справки, разумеется, после того как управит­ся с главным делом, то есть найдет поручителей, а также прозондирует почву, где и как поживают наши будущие заимодавцы.

Вернулся купец под вечер, усталый, но чертовски дово­льный. Выяснил он не все, но вполне достаточно, чтобы можно было начинать действовать. Оказывается, из числа названных мною пока гуляют на свободе чуть ли не все — арестованы всего двое.

Что же до моего князя, то тут был не то чтобы тупик, но и ясности тоже не имелось, поскольку Ицхак узнал... слишком много. Например, то, что дворов у Долгоруких не один, а несколько — это раз. Во-вторых, живут на каж­дом князья, о которых я ни сном ни духом, хотя перелопа­тил у Валерки всю Бархатную книгу, пытаясь вычислить, чья Маша дочка. Расплодились они к этому времени про­сто ужас. Один только Владимир, сын родоначальника князей Долгоруких Ивана Андреевича, оставил после себя семь сыновей. Но было это давно, очень давно. С тех пор каждый второй из сыновей Владимира обзавелся собст­венным многочисленным потомством — и не только сы­новьями, но и внуками. К тому же разнообразиями в име­нах здешний народец не отличался, а потому Андреев, как потенциальных пап, имелось сразу несколько. Вот и ду­май теперь, кто ее родной батюшка.

А уж найти их жен или дочерей — двойная проблема. Все та же Бархатная книга ответа на этот вопрос не давала, за редким исключением принципиально игнорируя женский пол, будто его и вовсе не существует в природе. К примеру, помер какой-нибудь князь Степан, оставив после себя пять дочерей, а в книге этой напротив его име­ни стоит пометка — бездетен.

Ицхак к моему расстройству отнесся спокойно, заявив, что моя женитьба может и подождать — последовал выра­зительный взгляд на мое одеяние — до лучших времен, ко­торые, несомненно, настанут. Сейчас же мне гораздо уме­стнее заняться нашим общим делом, которое в случае его благополучного завершения — еще один красноречивый взгляд на одежду — обязательно и самым положительным образом скажется на моем сватовстве.

— А я-то чем могу помочь?! — спросил я и с удивлени­ем узнал, что, оказывается, занимать придется мне.

Дескать, будет лучше для нас обоих, если сам Ицхак выступит в роли поручителя за честное имя фряжского князя Константино Монтекки, который был дочиста обо­бран гнусными татями, но чье богатство известно чуть ли не каждому почтенному купцу в далекой солнечной Ита­лии.

— А если тебе, то есть нам, не поверят? — осведомил­ся я.

— Особо недоверчивым я предложу другую сделку. Мол, я сейчас не имею при себе достаточное количество талеров, но настолько доверяю князю, что готов самолич­но занять тысячу или две тысячи рублей и передать их Константино Монтекки. Более того, под меня также най­дутся весьма почтенные и уважаемые поручители.

— А зачем так? — полюбопытствовал я.

— Такого количества поручителей и под столь солид­ные суммы я отыскать не смогу,— пояснил купец,— Если хотя бы в половине случаев согласятся на мое поручитель­ство — дело иное. Словом, завтра мы идем заказывать на тебя княжескую одежду, я займусь предварительными пе­реговорами, а когда все будет готово, то подадимся к пер­вому из твоего списка.

Припомнив, что первым я назвал царского печатника и думного дьяка Ивана Михайловича Висковатого, я реши­тельно замотал головой:

— Его срок придет не скоро, поэтому к нему мы пода­димся в последнюю очередь.

— Опять видение? — полюбопытствовал Ицхак.

— Оно,— коротко ответил я, еще раз поворошив свою память и убедившись, что она не подвела. Читал я, что Ви- сковатый вначале проведет переговоры со шведскими по­слами, которые состоятся в июне, а уж потом, после их окончания, угодит в царские застенки, так что к Ивану Михайловичу мы попали после всех.

Забавное, должно быть, было зрелище, когда я ехал по улице. Во всяком случае, весьма необычное — народ соби­рался поглазеть чуть ли не толпами. Еще бы. Впереди на­рядный молодой боярин в красных сафьяновых сапогах и такого же цвета штанах, в дорогой рубахе, шитой золотом, застегнутой на серебряную пуговицу с синим сапфирчи- ком, а поверх к ней пристегнуто еще и богато отделанное ожерелье. На рубаху надет распашной венгерский полу­кафтан из бархата, причем пуговицы на нем — и тоже се­ребряные — располагались почему-то слева, то есть по-женски. Поверх полукафтана меня перетянули алым кушаком с золотой бахромой, из-под которого торчали узорчатые перчатки. Сверху на меня была накинута рос­кошная ферязь, а венчала одеяние шапка, зауженная вверху и длиннющая, так что сам верх был заломлен и уныло свисал набок. По краям шапки внизу шли узкие от­вороты и тоже не абы какие — расшитые золотом и жемчу­гом.

61