— Это не новодел,— авторитетно заключил хозяин квартиры уже после беглого осмотра моего подарка, — Ему не меньше... Что за черт?! — Он внезапно изменился в лице, как-то опасливо покосился на меня, Андрюху и увязавшегося с нами Валерку, после чего опрометью кинулся в свой кабинет.
Отсутствовал он долго, не менее получаса, а когда предстал перед нами вновь, то выглядел как человек, который наконец-то на склоне лет сподобился лицезреть самое настоящее чудо. Лицо его чуть ли не светилось от неземного восторга. Так, наверное, мог выглядеть христианин, к которому во время молитвы сошел с иконы какой-нибудь святой и благословил коленопреклоненного прихожанина, или мусульманин, сподобившийся лицезреть самого Магомеда, или иудей, узревший Моисея.
— Вы и сами не представляете, что мне принесли, почтеннейшие,— выдохнул он и умиленно закатил глаза к потолку.— Я, конечно, могу ошибаться, но по всем основным признакам это оно. Можно допустить жалкий процент на глупую злую шутку человека, желающего разбить стариковское сердце, но что-то подсказывает мне...
— Так ему действительно пятьсот лет? — ляпнул я и торжествующе покосился на Валерку.
Соломон Алексеевич досадливо поморщился:
— Разумеется, нет.
— Четыреста? Триста?
— Опять нет.
Пришла пора торжествовать Валерке, но он не ликовал, а скорее уж напротив — сидел такой же расстроенный, как я. Наверное, скептицизм, который он высказал мне по поводу перстня, был у него что-то вроде защитной маски, а на самом деле ему тоже хотелось верить в чудо, которое со мной случилось.
— Оно что, вообще не старинное? — с тяжким вздохом (добивайте, чего уж тут) спросил я,— А камень?
— За три тысячи лет я не поручусь, тут нужна специальная лаборатория, но за две с лишним ручаюсь,— торжественным тоном заверил Соломон Алексеевич.— Камень же... В старину тоже хватало подделок, но ваш к ним не относится.
Мы озадаченно переглянулись.
— А что, две тысячи лет назад на Руси уже делали такую красоту? — недоверчиво переспросил Валерка.
— А при чем тут Русь, почтеннейший? — хмыкнул старик.— Русь здесь вовсе ни при чем. Я также убежден, что это не Рим и не Греция.
Он бережно и с явным сожалением положил перстень на журнальный столик и мечтательно воззрился на него. Отвлекло его лишь деликатное покашливание Валерки.
— У меня к вам несколько необычное предложение,— Соломон Алексеевич наконец обратил внимание на нас.— Вы не могли бы мне его подарить?..
— Чего?! — Я даже ушам не поверил.
Вот же нахал. Сам сказал, что рубин — настоящий, что кольцу две тысячи лет, и тут такое предложение. Есть от чего возмутиться.
— Нет-нет, вы не совсем меня поняли,— заторопился Соломон Алексеевич,— Попутно я могу купить у вас лю-< бую вещицу, да хоть вот эти часы на вашей руке, и заплатить за них, скажем, шестьсот тысяч долларов, если мне, конечно, удастся выручить за квартиру полмиллиона. Но — за часы. А вот перстень вы мне просто подарите.
— Дареное не дарят,— заявил я, давая понять, что все разговоры на эту тему бесполезны и продавать перстень я не собираюсь.
— Больше чем я, вам навряд ли дадут, молодой человек,— заверил старик.— При обычной продаже вы сможете выручить за него от силы половину той суммы, что я предложил.
— Да хоть миллион! Все равно не продам,— отрезал я,— Говорю же: подарок.
— От отца? От матери? Или от родной бабушки? — полюбопытствовал Соломон Алексеевич.
— Неважно,— насупился я.
— А почему он так вас заинтересовал, что вы готовы выложить за него двойную сумму, причем столь необычным способом? — осведомился Валерка.
Старик еще раз внимательно посмотрел на меня. Что он увидел на моем лице — не знаю, но, судя по тяжкому вздоху, прочел он правильно и на мысли о получении подарка поставил крест.
— Хорошо. Я отвечу,— И он уныло опустился в кресло напротив,— Вы когда-нибудь слышали о Ключах Соломона? Хотя да, зачем вам это. А я, когда готовил одну из своих монографий, внимательнейшим образом проработал сей документ. Впервые он был издан очень давно, еще в семнадцатом веке, и назывался весьма длинно: «Ключи Соломона, переведенные с еврейского на латинский раввином Абоназаром, а с латинского на французский — Ба- ролем, архиепископом Арля, в 1634 году». Книга содержала длинное и пространное письмо еврейского царя Соломона к своему сыну Ровоаму и касалось исключительно магии — вызова духов и умения командовать ими. А еще в нем содержалась, говоря современным языком, инструкция по изготовлению ряда магических предметов, которые необходимы как для вызова духов, так и для различного рода магических ритуалов.
— Извините, а вы сами во все это верите? — бесцеремонно перебил Валерка.
— Нет, конечно. Явная липа, причем сработана не очень умно. Так, например, никому не пришло в голову, что еврейский алфавит давным-давно не существовал, поскольку сыны Давида за полторы тысячи лет до этого перешли на арамейское письмо. Даже апостолы Христа — тот же Марк, Матфей, Лука или Иоанн — если они, конечно, вообще существовали на свете, писали заметки о жизни и смерти своего учителя именно на арамейском. Моя монография как раз и посвящалась разоблачению этой глупости. Но спустя несколько лет мне попалось другое письмо Соломона. Разумеется, держал я в руках не более чем копию, но написанную именно на древнееврейском языке, что само по себе говорит о давности документа. Я долго с ним бился, пытаясь расшифровать текст. Не скажу, что моя работа увенчалась окончательным успехом...