Перстень Царя Соломона - Страница 23

Словом, охватил меня превеликий соблазн. Но первой мысли доверять ни в коем случае нельзя. Стереотипна она. Мозг, он тоже большой тунеядец, и крутить-вертеть своими шариками ему никакой охоты. Схватил что ни попадя с полки поблизости и нате вам: «Солнце — горячее, яблоко — румяное, день — яркий, ночь — темная»,.. Лучше подумать над тем же самым еще раз, решительно забраковав первый вариант. Разумеется, если позволяет время. И лишь когда остальные, что придут на ум, окажутся хуже, только тогда и возвращаться к начальной идее.

Отверг. Задумался. Просчитал.

А оно мне надо — побоище учинять? К чему? Я вообще-то по натуре человек покладистый, потому быстро сходился всегда и со всеми. Драться не любил со школы, хотя, чего скрывать, все равно доводилось, и не раз, но мастером этого дела себя никогда не считал, то есть всякое бывало — и я бил, и меня, случалось, тоже.

Нет, если откровенный беспредел, как вон с Машенькой, княжной моей (ну не совсем моей, но это только пока, потому что обязательно будет, ибо я упрямый), то тут уж деваться некуда. А сейчас можно и не торопиться, подсчитать все плюсы и минусы, прикинуть баланс...

Шансы, конечно, неплохи, только если начинать, так непременно по-взрослому. Это в мальчишеской драке хорошо — там правила, а то и предварительный уговор — до первой крови, к примеру. Да и то какая там кровь. Нос разбили — вот и конец поединку юных витязей. Тут же иное. Тут проливать первую кровь — это значит засовывать один из тесаков в брюхо главарю. Для надежности. Кто знает, может, он именно того и заслуживает, но еще раз повторюсь — я человек мирный, если меня не доставать. Мне и лежачего-то ногами пинать противно, потому как неправильно это, нельзя, а уж убивать — тем более. В запарке, в пылу — ткнул бы, пожалуй, а если бы за спиной стояла княжна или даже любая другая женщина, которая нуждается в защите, — то тут непременно, а вот так...

Да и не избавит меня это от проблем. Дальше-то что делать? Ну разбегутся они по лесу, а мне всю ночь сидеть у костра да ждать нападения? И опять-таки, это я тут обезоружил половину народа, а может, у них там, где они себе лежбище устроили, еще есть? И кто сказал, что передо мной собралась вся банда? Эта пятерка запросто может оказаться обычным авангардом, а всего их, скажем, десятка два или три. А ведь мне даже одного человека за глаза, если у него лук имеется, так что бди не бди у костра, а стрела прилетит, и «мама» сказать не успеешь.

Вывод — надо решать все мирно. Не тот случай, чтоб, как Александр Македонский, замахиваться мечом на гордиев узел. Лучше уж попробуем распутать. Пускай оно сложнее и дольше, зато не в пример надежнее. Опять же мне от них еще и сведения получить нужно — где я, какой сейчас год, ну и прочее. Потому я, не без легкого сожаления пригасив в себе буйного греческого воителя, вновь обратился к бородачу. На этот раз за советом:

— А ты как мыслишь, старшой? Кого из твоих молодцов уважить, чей нож принять?

Тот вновь похрюкал-похрюкал и ткнул пальцем в первый, который мне дал парень с серьгой.

— Этот,— говорит.

Юный парнишка весь вспыхнул, зарделся, как кумач, видать, стало обидно.

— Мой,— кричит, а сам чуть не плачет от расстройства,— ничем не хуже! Я его вечор, яко дядька Софрон сказал, о камень...

— По старшинству,— оборвал его главный бармалей.

«Иди ты! — думаю.— Это ты у нас, значит, еще и дипломат. Не стал мальчишкину заточку хаять, сделикатничал. Выходит, не так уж ты и прост, дядя, и в голове твоей бегает не пара шариков, а куда больше. Ладно. Учтем».

А сам протягиваю парню нож и тоже успокаиваю, свои три копейки вставить норовлю:

— Мне он тоже по нраву пришелся, но, коль уж старшой свое слово сказал, грех не прислушаться. Да ты не горюй,— утешаю,— Целее будет. Успеешь еще в деле его применить. Тебя, милый, как звать-величать-то?

— Андрюхой поп нарек, в честь апостола Андрея Первозванного, кой Русь крестил,— шмыгнул тот покрасневшим носом.— Потому и прозвали Апостолом. Видно было, что прозвище не совсем ему по душе. «Вот и еще одна зацепочка,— думаю.— Сейчас мы тебя за нее дернем».

— И имечко у тебя славное,— киваю,— И прозвище хорошее. Доброе. Таким прозвищем гордиться надо. Апостолы, они одесную у Христа сидят на облаке небесном, они...

Языком трепать — не мешки ворочать. Это я с детства хорошо умел, ну а дальше — больше. Не молчать же, когда тебя в школе к доске вызывают, а ты ни бум-бум. Вот и изворачиваешься всяко. Да и в институте, когда сессия. Там, конечно, приходилось тяжелее. Металлургия — наука из точных. Тем не менее я как-то ухитрился на экзамене по сопромату — мерзкая штука, я вам доложу,— получить тройку, не приведя ни единой формулы, которые от меня требовались. Нет, какие-то в моем ответе присутствовали — из числа тех, что помнил, но они к вопросам в билете имели такое же отношение, как заяц к стоп-сигналу. Для этого пришлось вначале увести свой рассказ в нужную сторону, к ним поближе, а уж потом выдавать на-гора скудные познания. И ведь сошло, хотя принимал сам замзав кафедрой. Он, конечно, меня раскусил чуть ли не сразу, но тройку все-таки поставил.

— Не за знания,— пояснил он мне,— Там единица. За находчивость же — пять. Слагаем все, делим на два и по совокупности получаем три балла.

Вот так вот.

К тому же не зря мне Валерка подсунул Библию. Ветхий Завет, как очень длинный, он конспективно пересказал своими словами, но Екклезиаста — и правда классно написано — заставил прочитать от корки до корки, а также Книги Премудрости Соломона и Премудрости Иисуса, сына Сирахова. Что до последней, то я вообще поначалу думал, что это поучения именно того, кого впоследствии распяли, и весьма удивился, узнав от Валерки, что он никакого отношения к крещениям, воскресениям, апостолам и христианству не имеет. Рассказываю это, чтоб стало понятно, до чего я был невежественен во всех этих религиозных вещах. Пришлось одолеть и Евангелия вместе с Деяниями апостолов. В голове не гак много отложилось — уж очень большой объем, но Валерка сразу подкинул мудрый совет: