Перстень Царя Соломона - Страница 16


К оглавлению

16

Не знаю, что испытывал перед стартом космонавт но­мер один, но хрононавт номер один мандражировал. Нет, в принятом решении я не колебался ни минуты — нет мне без нее настоящей жизни и все. Краски блеклые, еда не­вкусная, и вообще я без нее с тоски помру. Но все равно потрясывало. Легонько эдак, ребята и не замечали, но са­мому чувствовалось. Это ж не шутка — бросить все полно­стью и уйти в никуда, причем почти с гарантией, что об­ратно возврата не будет. То есть найду я ее или нет, до­бьюсь своей цели или ничего у меня не выйдет, но билет в любом случае в одну сторону. По-моему, на подобное ре­шится далеко не каждый экстремал, а я себя таковым ни­когда не считал.

Хотя я хуже. Я — влюбленный.

А тут еще пророчество не из приятных. Привязалась ко мне одна на автовокзале в Старице. Вроде на цыганку не похожа, да и говорила совсем иначе. А главное, хоть и ту­манно, но очень уж все совпадало с тем, что мне предсто­яло.

—  Иногда рушатся грани меж временем — тем, что есть, и тем, что было, тем, что было, и тем, что будет. И горе тому, кто окажется вблизи от этих граней. Обломки остры, летят далеко, а ранят больно. Берегись Лайлат аль-Ка­дар — ночи предопределения.

—  О чем это вы? — спросил я ее, но она криво усмехну­лась:

—  Ты и сам знаешь о чем.— А потом неожиданно и бо­льно ткнула мне в правое бедро тонким, почти прозрач­ным в своей худобе указательным пальцем, метко угодив прямо в примотанный к ноге перстень,— Береги его, на­пои его, и тогда ты, может быть, сумеешь пройти по пере­кинутому над адом мосту Сирах, который тонкий, как во­лос, острый, как лезвие меча, и горячий, как пламя.

— Ты не пугай, я пуганый,— неловко буркнул я, не зная, как половчее от нее отделаться.

Она улыбнулась одними губами, такими же сухими и тонкими, как палец, и отрицательно покачала головой:

— Я не пугаю, я тебе... завидую. Ради своих детей я бы тоже ступила на этот путь, но аллах не позволяет мне. По­тому я здесь, а ты уходишь за грань.

Мы уже давно ехали на машине, а это странное проро­чество так и не выходило у меня из головы. Не помогло и объяснение водителя, что это всего-навсего местная су­масшедшая. С тех пор как ее мужа-чеченца и трех сыновей убила местная мафия, у нее помутился рассудок, вот она и стала такой.

— За что хоть убили? — спросил Валерка.

— Не поделили, кому наркотой торговать,— отклик­нулся водитель.

—А сбывается хоть что-то из ее пророчеств? — поинте­ресовался я.

— Все,— с явной неохотой буркнул водитель,— Только от нее доброго слова не дождешься. Вечно какие-то гадо­сти сулит.

Дальше мне спрашивать почему-то расхотелось. Да и, попав сюда, чувствовал я себя не очень-то уверенно, ме­ньше всего напоминая отважного героя, храбро устремив­шегося в поисках невесты в темное Кощеево царство. Куда там. Скорее уж Иванушку-дурачка, который бредет туда не знаю куда в наивной надежде, что у него все дол­жно получиться как надо.

Не иначе, такие мысли на меня навеяли погода и доро­га — очень уж они обе унылые. Одна сырая и промозглая, сплошь серого цвета, а другая... Интересно, достоин ли вообще этот глинистый и липкий кисель, противно чавка­ющий под ногами, такого названия? Навряд ли.

Чтобы развеселить себя, начал вспоминать последние дни, проведенные мною у Валерки.

Чтобы соблюсти равноправие — ведь не пишем же мы Бог Авось, Бог Пе­рун, Богиня Фортуна и т.д.— здесь и далее к словам бог, богородица, аллах, спа­ситель и т.п. автор применил правила прежнего, советского правописания.

После нашего ночного разговора и осмотра перстня он все равно поверил мне не до конца, каким-то непостижи­мым образом ухитрившись заморочить мне голову, и я сам стал сомневаться в том, что побывал в другом времени. Нет, правда, а если этот перстень — обычный новодел, а мне попал в руки просто случайно? К примеру, его обро­нил кто-то из предыдущих смельчаков, после чего я его машинально ухватил. Тогда получается, что и все осталь­ное запросто могло оказаться галлюцинацией. Грустно о таком думать. При мысли, что я вообще никогда не увижу юную княжну — разве только после таблетки ЛСД во­внутрь,— становилось так тоскливо, что хоть волком вой, но проверить все и впрямь не мешало...

Лишь после того, что нам сообщил ювелир, сомнения отпали. Однако тот настоял на некоем эксперименте, по­тому мы и тормознулись на несколько дней, которые Ва­лерка собрался посвятить моей надлежащей теоретиче­ской подготовке.

— Ты думаешь, что я дам тебе бездельничать? — сурово осведомился он по дороге к нему домой,— Э-э-э нет, ми­лый. Будешь готовиться к путешествию всерьез и иша­чить, как лошадь Пржевальского.

—  Ишачат ишаки, а лошади Пржевальского дикие. Они от работы дохнут. Про это даже поговорка имеется,— неуверенно возразил я, выдав последние знания об осо­бенностях поведения непарнокопытных.

— Я тебя приручу,— зловеще пообещал он.— Будешь пахать за милую душу. Давай-ка излагай еще раз, что там увидел.

Я скорбно вздохнул и... начал излагать.

Особенно его интересовала одежда, оружие и дослов­ный диалог, который у меня состоялся. Когда спустя час я, взвыв, поинтересовался, на черта оно ему нужно, он веско заявил, что я должен знать хоть что-то об эпохе, в которую отправляюсь, а для этого надо определиться, где именно побывал и, главное, в какое время.

Закончил я свой рассказ уже у него в квартире. Вообще-то это было общежитие, хотя и квартирного типа.

Пока мы сидели за столом, где я познакомился с его су­пругой Аленой и дочкой Настенькой, Валерка практиче­ски не издал ни слова — все размышлял над услышанным от меня.

16