Перстень Царя Соломона - Страница 109


К оглавлению

109

И тут же снова сказал себе: стоп! Ведь если она с ним счастлива, то может и не пойти за меня замуж. А вдруг они и детьми успели обзавестись? Сиротами оставлять, безот­цовщиной? Это ж не только его дети — ее тоже. Опять не годится. Пусто в голове. Плохо она у меня пока варит. Уж больно неожиданно я получил этот удар. Какой там гол — нокдаун, не иначе. Ну ничего. Главное, что она жива и здорова, а над всем остальным можно поразмыслить по­том. В пути.

Поначалу я хотел нанести визит ей прямо сейчас, еще до отъезда. В глаза посмотреть, спросить мысленно, зачем поспешила да почему меня не дождалась, но, подумав, от­казался. Не готов я к этой встрече, а потому рано мне с ней видеться. Пока рано. Вначале надо прокатиться до Кост­ромы. Новые люди, новые впечатления — это как свежий ветер, остужающий разгоряченное лицо, как взмахи поло­тенцем услужливого секунданта, нагнетающего кислород для вымотанного в упорном поединке боксера. Вот глотну его и приду в себя. Обязательно приду. И уж тогда-то мы что-нибудь непременно придумаем.


Я перейду неудач полосу,
Мне повезет, как и прежде.
 Слышишь, Судьба, заруби на носу,
Сквозь года пронесу
Свою любовь к Надежде.

«Еще не все предрешено, еще не все погасли краски дня»,— пел Макаревич. Правильно пел. Мудро. И опти­мистично. И огня мне действительно не жаль. Это сейчас он во мне слегка притух. Но если судьба рассчитывает, что одного ушата ледяной воды из проруби для меня хватит, то она заблуждается, и скоро я ей это докажу. Очень скоро. Гораздо раньше, чем она думает.

Длинно получилось — извините. А как короче описать ту сумятицу, что творилась в моей душе? Не знаете. Вот и я не знаю.

По той же причине я отказался дарить перстень Ицха­ку. Наотрез. Раз мы еще повоюем, то пусть он мне и слу­жит напоминанием. Я даже не стал оставлять его у «очень надежных людей», рекомендованных купцом. Как тот ни уверял меня, что они знают о перстне слишком много, так что не обманут и вернут его честь по чести, я, дабы не за­получить больших неприятностей, решил взять его с со­бой.

Единственное, к чему я прислушался, так это снял его с пальца. Зачем мне ненужные расспросы попутчиков, да и для царских подьячих с местным начальством мой персте­нек с камнем — лишний соблазн притормозить владельца, а потом постараться изъять.

Так что настойчивым уговорам Анастасии Ивановны я не противился. Все нормально. Поедем, отвезем, а уж по­том...

Выезжали рано, едва рассвело, под мелодичный пере­звон церковных колоколов, извещающих народ, что пора к заутрене. Глафира рыдала, расстроившись не на шутку. Дама явно имела на Апостола вполне определенные виды. Впрочем, сам Андрюха тоже выглядел расстроенным — судя по всему, чувства их были обоюдными.

— Когда вернемся, дам тебе вольную и еще денег на об­заведение. Тогда и обвенчаетесь,— ободрил я их.

Слезы на глазах Глафиры мгновенно высохли, а Апос­тол смущенно потупился, но было видно, что парень рад.

Замоскворецкий мост мы одолели на удивление быст­ро, так что к месту встречи, назначенному у Никольских ворот Китай-города, прибыли даже с опережением гра­фика.

Церквей, церквушек и часовенок хватало и в слободах, окружавших Москву, и первое сообщение истово крестя­щегося на каждый купол Андрюхи тоже касалось церкви, точнее ее святых. Оказывается, мы выехали в очень удач­ный день, а потому нас непременно ждет благополучие в дороге и во всех делах, поскольку именно четвертого авгу­ста поминают семь «спящих» отроков, заваленных камня­ми в пещере, где они скрывались от Дециева гонения. Из этих отроков одного звали Иоанном, а другого Констан­тином. Получалось, что мы выехали в день сразу двух не­бесных покровителей и удачи у господа можно даже не просить — она и так должна сопутствовать нам на протя­жении всего пути.

«Уж лучше бы наоборот,— мрачно подумал я, совер­шенно не нуждаясь в обещанной Апостолом тиши и гла­ди,— Все какое-то разнообразие от приключений, если судьба их пошлет, а то сиди у костра по вечерам и волком вой».

Я тогда еще не знал, что судьба не нуждается в том, что­бы человек высказал свое пожелание вслух — ей вполне достаточно и мысленного. И зачастую вовсе неважно, вы­страданное оно годами или скоропалительное, сгоряча. Более того, как раз последние имеют гораздо большую ве­роятность сбыться.

Во всяком случае, мое пожелание судьба услышала...


ЭПИЛОГ


К сожалению, человек не всегда смотрит вдаль. Иногда он оборачивается к прошлому, с которым ему не хочется расставаться, ударившись в воспоминания. И оттого, что впереди пустота, они становятся вдвойне дороже его серд­цу. У меня впереди нет пустоты. Напротив — там много радостного и светлого, доброго и хорошего, и я сам не по­нимаю, отчего память снова и снова с упорной настойчи­востью стремится вернуть меня в те дни, что давно оста­лись за моими плечами. Что она хочет мне подсказать? От чего предостеречь? Но ведь все позади, и переиграть ниче­го нельзя. Тогда зачем? Не знаю. А может, она попросту, без какой бы то ни было задней мысли, возвращает меня к наиболее ярким воспоминаниям? Пожалуй, это наиболее логичное объяснение — только два раза в жизни я был так сильно обескуражен и не знал, что предпринять. Этот был первым по счету.

Я встаю из-за грубо сколоченного самодельного стола и выхожу на крыльцо старого домика. Он обошелся мне недешево — пришлось уплатить за него целый веницейский дукат. Прежний хозяин настроился на длительный упорный торг и немало удивился, когда сразу же после осмотра получил мое согласие на названную им цену. На­верное, стоило бы немного поторговаться, тем более опыт у меня имеется — спасибо Ицхаку,— но слишком уж мне тут понравилось. Тихо в нем, уютно, покойно, а что ста­рый — не беда. Стены крепкие, крыша не протекает, пото­лок не валится, половицы хоть и скрипят, но тоже протя­нут лет двадцать, а все остальное мелочи. И главное, что подкупило,— его расположение. Именно так мне и хоте­лось, чтоб кругом ни души. Лепота. За такое можно отва­лить и два дуката, так что продешевил он, а не я.

109